Рыбацкие рассказы

…Много льда унесло с тех пор…

Игорь ИванЫч

Пингвины тогда еще не летали на тех своих четырехколесных колесницах по льду, а топали с первых электричек стройными гомонящими колоннами вразвалочку от станции Морозовка в бухту Глубокая. Земля тогда еще была плоская, и пустые бутылки от магазина в Ганнибаловке никуда не укатывались, а уходили тысячами под снег, слегка прогретые скупым северным солнцем. За ними уходили бы и пингвины, но их заботливо от магазина до станции за полтинник с красного носа пачками в своем кузове вывозил местный птиц на своем «Муравье». Бодрые от утреннего морозца табунки на краю земли разбредались по основным направлениям к местам кормежки. Пингвин тогда был умелым, не селился в палатках, а строил временное жилище из снега, выпиливая большие блоки
припасенной загодя ножовкой. Этот фигвам спасал от ветра и дурного глаза, был без крыши и смотрел выходом на северо-запад, укрывая от преобладающих в ту пору южных ветров. Сверху из бездонного неба Большая медведица обильно наливала из своего ковша Агдам и 33 портвейн. Пингвины аккуратно выкладывали свои яйца на красные подмерзшие лапки и трепетно укрывали сверху пушистыми животиками. Все они на месте…
Молодой, но уже вставший на крыло пингвин встретил солнце у выходных бакенов, там он, расставив три удочки, ловил плотву. Плотва в рассветных сумерках это особый вид рыбы, она крупная с красным пузом и берет разом, чуть не утаскивая удочку в лунку. В доме охотника любили плотву, из нее получались милые котлетки, обласканные нежными крылышками молодой жены пингвинихи. Клев был так себе и с восходом солнца наш герой стал все чаще посматривать на исчезающие за горизонтом точки. Это были мопеды, мотоциклы и писк приходящей зимы – трактора-каракаты. На них рассекали гордые Императорские пингвины с высоко задранными клювами. Перед нами же сидел мелкий пингвин Адели, поэтому рядом с ним валялся видавший виды велик Пензенского Велосипедного Завода ( ПВЗ ). В очередной раз кинув взор из под мохнатых бровей на линию, где небо падает на землю, кормилец семьи
засуетился, собрал снасти и вскочил на свой самокат. Лапы, привыкшие к ежедневным пробежкам на лыжах с пингвинячьим молодяком в пингвинячьей школе по 30 – 50 км за 8 – 12 уроков, мощно погнали машину к манящей неведомой цели…
Вот справа назад уплыли все три Зеленца, а заветной точки Большой охоты так и не было. Стоял полный штиль или это казалось, а ветерок дул под под мохнатый зад, скрипящий вместе с допотопным сиденьем, но ехалось споро. Наконец уже под самыми Кареджами птичья стая сгруппировалась и начала бить по окуню. Чувствуя, что задержался, пингвин не полез вместе с опоздавшими падальщиками поморниками в толпу, а стал искать свою рыбу по краю. Окунь тоже был в чести в пингвиньем доме, его охотно покупали соседи непингвины, и это иногда выручало по деньгам. Сами ели реже, потому что никто его не хотел чистить, а если уж чистил, то загаживал все жилище. За короткую охоту все удалось, полосатики юрко сигали в ведро и напрыгали почти полное. Время катилось за полдень, куча спокойно добивала косяк, а наш малыш стал призадумываться об обратной дороге, ведь это ни много ни мало, а почти тридцак верст, да к тому же стал раздуваться прямо против хода чистый южак. Все пора.
Поехать на велике почему-то сразу не получилось. Ветер снес снег с чистого льда и натащил наносы. Образовались чистые проплешины, где оседлать коня было почти невозможно из-за скользкости, а если и получалось, то тут же вся система утыкалась в занос и падала. Перспектива вырисовывалась дохлая, пингвин стал ощущать, что попал плотно. Хорошо хоть хватило умишка пораньше соскочить. Пришлось идти на лапках, обутых в скользкие чопы от химзащиты, рядом постоянно подскальзывался скользкий велосипед, все это валилось на скользкий лед.
Родной берег приближался очень медленно, можно даже сказать, что он удалялся, так как приходилось тащиться не напрямую, а вдоль Зеленца. Пингвин шел и падал, шел и падал, опять шел. Ветер раздувало, понесло поземку, видимость из глаз куда-то делась. Пройдя еще сколько-то, путник прилег у трещины отдохнуть и съесть те три черных сухаря, которые успел схватить утром дома, размачивая их в воде. Он не понял, придало это сил или нет, но очень хотелось домой. Медленно плетясь дальше, птиц увидел вдалеке какие-то сани с тентом. К ним постоянно подъезжали начавшие валить по домам и в пять секунд догнавшие Адели, Императорские пингвины на каракатах, они зачем-то заходили под тент и выходили оттуда, чего-то дожевывая. Оказалось, что там наливают ворованный с завода технический спирт за все что угодно: Рыбу, блесны, деньги и в долг. Но это было так невыносимо далеко, что
усталый пернатый прошел мимо, также он не мог позвать на помощь и каракатчиков, они ехали вдалеке, да и не взяли бы его с великом. Бросать же технику, либо рыбу не хотелось.
Медленно и неумолимо опускалась черная ночь, без всяких там сияний, звезд и лун - просто черная дыра. Пришла мысль, что именно здесь писал Малевич свой квадрат и прочую чернуху. Берега не было видно, но направление пингвин чувствовал и старался не изменять ему. Вдруг вдалеке почудилось мелькание фонаря! Что это мираж? « га! Га!! ГА!!!» тьфу ты « Люди где тут берег и тропа в лесу?!!» Тишина пронзительно молчала. Собрав маленькие остатки птичьей воли пополз туда, где якобы свет фонаря…
… Берег появился неожиданно, он медленно поднимался в небо темной линией леса. Уже не такого родного леса – душа была опустошена, остались только инстинкты. Упав на краю тресты, измученный пингвин смотрел в небо, здесь не мело и звезды блестели из бездны вечностью. Он засыпал, но вспомнив, что дома его ждет беззащитная жена – пингвиниха, да еще и почти не одна, вскочил, разделся по пояс и натерся снегом. Идти больше было невмоготу из-за натертой ватниками задницы, но удалось вскарабкаться на велосипед. По лесу ехалось кое-как, но последнее поле перед Ганнибаловкой было полностью переметено. Кувырнувшись в снег он встал на колени:« Господи, я не могу больше идти, могу только ехать!!!»…
…Когда-то он все же въехал в Морозовку, бросил все у подъезда на тротуаре и взобрался на ставший таким небоскребным третий этаж. Супруга открыла дверь, и подумала, что это смерть пришла. А это и была почти она и, выпив пол-литровый бокал теплого чая одним залпом, упала на диван, закрыв пустые небесного цвета глаза…
…Вещи домой притащила кажется жена, ничего не бросил гордый птиц…
Наверное это был не его день, но ведь не только вороны живут триста лет, вдруг столько же намеряно и ему?..