Рыбацкие рассказы

Жемчужина у моря

Почему - то все коренные одесситы стопроцентно уверенны, что их город самый прекрасный город на земле. И с их мнением довольно трудно не согласиться. Одесса на вполне законных основаниях является великолепной градостроительной «жемчужиной», над огранкой которой трудились многие выдающиеся архитекторы своего времени, а её гармоничное сочетание с лазурным черноморским побережьем придало этому «перлу» особый шарм и самобытный колорит. В разные времена её называли и Южной Пальмирой, и «Жемчужиной у моря», и «Красавицей Одессой». Старая двух – трёх этажная часть города, построенная исключительно из местного камня «ракушечника» явилась невольной прародительницей знаменитых Одесских катакомб. Простирающиеся под землёй на многие десятки километров, они и по сей день скрывают в своих подземных лабиринтах отзвуки многих исторических событий, охраняют былые легенды и рождают новые вымыслы, доставшиеся Одессе и одесситам в бессрочное пользование. Но главным достоянием города во все времена своей истории являлись, и думаю, являются – люди, населяющие этот прекрасный город. Одесситов всегда отличало слегка ироничное отношение, как к самим себе, так и ко всему происходящему. Но в то же время в этой иронии не было даже намёка на жёлчь и уныние, она была переполнена всепобеждающим оптимизмом и верой в неизбежное светлое будущее. Истинный Одессит, как настоящий рыбак, фанатично верит в свою удачу, и никакие жизненные невзгоды не в силах поколебать эту уверенность. Вместе с тем, изначально Одесса явилась миру, как город моряков и рыбаков, и только в своем историческом развитии обросла обывателями, торговцами, ростовщиками и биндюжниками. На этом благодатном пространстве, как грибы после осеннего дождя, плодились и множились всевозможные контрабандисты и аферисты, а зачастую и обычные бандиты уголовники. Аромат лёгкой наживы манил и притягивал к себе запахом вожделенной добычи, создавши, в конце концов, в умах добропорядочных граждан сомнительную славу города отпетых бандитов и неискоренимых никакой властью аферистов и мошенников различного калибра. Лозунг «Одесса мама, и папа мой Ростов», и по сей день не только востребован, но и актуален для граждан этого достопримечательного города, как, в сущности, и для большинства других городов бывшего СССР. Древняя аксиома – «Каковы времена – таковы и нравы» никогда не давала повода усомниться в правдивости данного мудрого изречения. Но не об этом сегодня речь. Я попытался взглянуть на Одессу глазами обычного гостя, имеющего свой, хоть и небольшой, но вполне конкретный рыболовный интерес.

Увлечённый человек всегда смотрит на окружающий его мир совсем другим взглядом. Его глаза, как бы прикрыты защитными линзами, избирательно пропускающими через свои стёкла и передающие в его мозг только положительную картину реальной действительности, отсекая все уродливые декорации обыденной жизни. Вот именно перед таким увлечённым взором рыболова - любителя и предстала передо мной «красавица Одесса» в последних числах нынешней по особенному тёплой осени 2006 года.

Праздно пошатавшись по знаменитому Одесскому рынку, более известному под названием «Привоз», попадаю в его рыбные закрома. Даже меня, жителя Приазовья, вполне благополучного в рыбном ассортименте региона, поразило его обилие и разнообразие даров Посейдона. Чего здесь только не было: морские виды: сельдь, кефаль, ставрида, внушающий уважение своим мощным видом красавец лобан, камбала, именуемая местными торговцами не иначе, как «глоссик», всевозможные виды бычков мирно соседствовали с более привычными для меня речными и озёрными обитателями: щукой, судаком, сомом, сазаном и карасём. В отдельном крыле рынка в пластиковых тазах под бдительным оком торговцев заботливо прикрытое холщевыми циновками копошилось и ворочалось огромное скопище ракообразных и маллюсков.

Здесь были и огромные, ставшие нарицательными Карцевские «вчерашние по 5» и «маленькие по 3, но сегодня» раки, которых при желании можно было сторговать и по более умеренной цене. Пожилой одессит о чём- то беседует с торговцем, жгучим брюнетом, не то греком, не то турком: «Молодой человек, не пудрите мне мозги, вы не парикмахер. Я у вас - таки спрашиваю. Ваши раки свежие?» «Ты что, не Русский да? Живой он, видыш дышит и усам шевелит» вяло отвечает ему торговец. «Не читайте мне лекцию по анатомии, любезный. Вот моя жена, дай ей Господь здоровья. Между прочим, внучатая племянница графа Потоцкого. Хотя, между нами говоря, это с её слов. Но замашки у неё точно графские. Так вот она тоже дышит и даже во сне шевелит усами. Но кто таки на Молдаванке может мне громко сказать, что она свежая? Что? Вы не знаете графа Потоцкого? Так что же вы вообще можете в таком случае знать о раках? И качая укоризненно головой, неспешно уходит от торговца. Рынок колышется, живёт, источает море запахов и ароматов. На его ограниченном пространстве, порой разворачиваются события и случаются драмы достойные пера Шекспира. Встречаются такие колоритные персонажи, что только кисть Рафаэля способна передать весь их внутренний мир и приоткрыть перед зрителями горизонты её души.

Вдоволь насмотревшись всего этого рыбно - гастрономического изобилия, решаю увидеть и ловцов этих даров природы. Минуя Малую и Большую Арнаутскую улицу, неспешно двигаюсь по Французскому бульвару в сторону Аркадии. Осенние платаны бульвара роняют к моим ногам бесшумно падающие жухлые желтоватые листья. Почти безлюдное осеннее побережье встречает меня ласковым шелестом волн и призывным криком чаек. Немногочисленные отдыхающие, уютно расположившись в шезлонгах пляжа и рассевшись на скамейках набережной, любуются морем и побережьем, совершая под ласковыми лучами полуденного солнца свой променад. Молодая пара кормит чаек кусочками французской булки, отламывая и бросая их прожорливым птицам. Чайки, как бездомные собаки, преданно кружат и вьются вокруг влюблённых и, подхватив на лету дармовое угощение, грациозно приводнившись на набегающую волну, поедают предложенный им корм. На ближайшем волнорезе, уходящем метров на 200 в море, двое одесситов ловят рыбу. Рыбацкое любопытство заставляет меня составить им компанию. Соблюдая рыбацкий этикет, и не мешая рыболовному процессу, молча останавливаюсь метрах в семи от них. Двое мужчин, весьма преклонного возраста усевшись на раскладные стульчики, заняты рыбалкой и ни сколько не обращают на меня внимания. Оценивающим взглядом изучаю их снасти. У каждого из рыбаков по недорогому телескопическому удилищу длиной около 2-х метров, оснащенных китайскими «кобрами», шаровидные концевые грузила на первый взгляд граммов по 30 весом да по три поводка с крючками. В качестве наживки: вареные и свежие креветки – рачки, бумажные пакетики, с которыми лежат у ног рыбаков. Нехитрая снасть забрасывается метров на 40 -50 от волнореза и, убрав катушкой слабину, рыболов по хлыстику удилища сторожит поклёвку. Они вяло переговариваются между собой в процессе рыбалки. При этом один успешно ловит рыбу, а другой больше «клюёт» носом и только время от времени меняет наживку на своей снасти. «Яша, почему ты сегодня взял на рыбалку этот дурацкий стульчик, а не притащил свою старую раскладушку? Тебе было бы удобнее спать». «Сёма, как ты мне надоел. Когда наконец ты сдохнешь и перестанешь нести всякую чепуху». В воздухе явно витал призрак надвигающегося скандала. «Зачем? Мне моя жизнь не надоела. Я не спешу в мир иной и ещё имею намерение таки пройти за твоим гробом. Это ты рискуешь попасть туда вне очереди. Вот свалишься в воду со своего стульчика. Что прикажешь мне тогда объяснять твоей супружнице? Доказывай тогда в Лиге Наций, что твоя смерть не происки сионистов, а фатальная случайность. Что? ООН? Пусть будет ООН. Дело не в названии, а в сути». «Сёма, как таки была права моя покойная бабушка, царство ей небесное, она ещё в 40 году предупреждала меня. Яшенька, не дружи со всякой безродной шпаной, как Сёмка, сын сапожника Саломона. Эта дружба ни к чему хорошему не приведёт». Обменявшись, знаками «любезности» рыбаки надолго замолкают, думая каждый о чём - то своём. Изредка доставая из моря трепещущихся на крючках бычков. «Сёма, я тебе скажу о чём таки жалею, у меня нет ни одной невестки – настоящей француженки, она бы мне пела: «Мон амур! Бон амур!.. В молодости мне одна что - то напевала такое… Но чего нет, того действительно нет. «Дай нам Бог Яша, обоим того, чего нам не хватает».

Дальнейшее моё пребывание вблизи рыболовов становилось бестактным или, по крайней мере, чересчур навязчивым. И я медленно побрёл обратной дорогой. Осенние платаны Французкого бульвара бесшумно роняли к моим ногам жухлые желтоватые осенние листья.

Свириденко Валерий.
Одесса 17 октября – 7 ноября 2006 года.