Утро пятого марта. За болтовнёй Ушково не приметили. Белый Рено прошелестел мимо «Шелеста». Тормознули в Смолячково.
Приморозило. Гондольеры поставили вёсла сушиться, надели коньки и - айда к лункам. Вслед за гондольерами наша троица тоже бравым шагом вышла на кромку льда. Повернули головы налево, нашли в смоге и тумане мегаполиса контуры фаллоса-кукурузы и, взяв вправо примерно 5-6 угловых градусов, зашуршали к своему счастью. Погода прекрасная. Идти легко. Сорока на хвосте принесла достоверную информацию, что один мужик накануне наколотил на этой поляне ведро корюшки. Шли и обсуждали: а где, собственно, выдают корочки членам клуба «за пиццот»? Пора бы уж и нам, старикам, влиться в стройные ряды на законных основаниях. И, кажется, сегодня всё этому благоприятствует.
Шли 28 минут. Глубина 11,6 м. Поняв, что именно тут устроим корюшке Варфоломеевскую ночь, за это и чпокнули. Но высококультурно, без фанатизма. Засверлились, расставились, приступили к выполнению своих прямых обязанностей, и за короткое время каждый выполнил программу-минимум – «ну, почти на сковородочку». Вдруг неожиданно отрубило. Из 15-ти суммарных удочек продолжала работать только одна. Мы с Лёником взяли свои раскладные стульчики и пошли к Петру Петровичу на мастер-класс. Сели в четырёх метрах, положили ладони на колени и стали внимательно наблюдать. Профессор вытаскивал из волшебной лунки одну рыбёшку за другой. На обсосанного карася. «Тропа, однако…», - сказал я. «Нет…»,- ответил профессор. Мы открыли рты и хотели возразить, но веских аргументов не нашлось.
Лёник взгрустнул и вернулся к своим лункам. Минут пять тупо смотрел на кивки. Потом подбежал к неожиданно клюнувшей удочке, ловко подсёк. Руками махал, махал, махал, махал. Потом замер на мгновение, повернулся ко мне и сказал: «Думал, что тащу маленькую, а вытащил – ничего»… Господа, собираем деньги на бронзу, чтобы отлить эту фразу в граните!
В 14.30 мы вывесили белый флаг и смотали удочки. Покидали в мешки добычу, по два раза тщательно пересчитав хвосты. У браконьера Петра Петровича получились цифры 31, у остальных членов банды – по 16 ровно. Двинули к берегу.
Мимо нас, бодро обгоняя, двигался в том же направлении глухонемой старичок-поджопник, за длинной верёвкой которого громыхало чёрное пластмассовое корыто, доверху набитое корюшкой. Старичок улыбнулся нам как-то благостно, по-детски, неловко поскользнулся и, сделав три фуэте, как Петипа во второй части «Жизели», шлёпнулся о лёд. Мы, конечно, подбежали. Помогли подняться. И лёгким дружеским пинком придали ему необходимое ускорение в направлении норд-вест. Я не мог не подумать о Мариусе Петипа подробно (не путать с Морисом Бежаром). Знаменитый француз родился 11 марта 1818 года в портовом Марселе, где воздух пропитан тунцом и макрелью. С детства выделывал ногами па и всякие там кренделя, как Спиноза. Родители от безысходности отдали ребёнка в балетную школу. В последствии проявил себя как характерный танцовщик, потом стал балетмейстером. Официально был женат дважды и, что удивительно, оба раза на балеринах. В отличии от И.Е.Репина и И.С. Тургенева никакого отношения к корюшке не имел. Хотя в мемуарах писал, что горько об этом сожалеет. Лёжа на смертном одре, шептал посиневшими губами верной служанке Сюзанн Божоле-Совиньон: мадам, ну, прошу Вас, ну, хоть один корнишон напоследок… Всем удачи)))
О.М.
